Обвалившаяся крыша съехать не может.
Предупреждение by me.Эти рассказы "на любителя" - могут содержать как откровенные и кровавые, так и откровенно кровавые сцены. Так что "никакого принуждения - всё исключительно добровольно и по желанию".
V. Исключительно для птиц. "Добыча" Питер Флеминг (пер. Н.Куликовой)В холодном зале ожидания маленькой железнодорожной станции в Западной Англии сидели двое. Сидели они уже не меньше часа и, похоже, намеревались оставаться дольше. За окнами плавал густой туман; поезд явно опаздывал.
Зал ожидания представлял собой неприветливое зарешеченное помещение. Одинокая лампочка без абажура рассеивала мутный утомляющий свет. На камине красовалась грязноватая табличка "Не курить"; на противоположной стороне зала можно было увидеть похожее объявление. Тут же были развешены рекомендации по борьбе с эпидемией свиной лихорадки 1924 года. От камина исходил горячий удушливый запах, плотность которого нарастала с каждой минутой. Болезненно-белесый налет на давно не мытом оконном стекле пропускал свет из комнаты в клубы парившего снаружи тумана. Где-то сбоку с надсадной медлительностью монотонно капала вода, звонко ударявшаяся о лист железа.
И вот в этой застывшей, одеревенелой неподвижности комнаты сидели друг против друга двое мужчин. Их молчание длилось удручающе долго. Казалось, что продолжай они вести себя в том же духе, им суждено остаться незнакомыми друг с другом.
Один из них, тот, что помоложе, переживал отсутствие контакта гораздо острее, нежели недостаток комфорта, а его отношение к собеседнику колебалось от сочувственного понимания до нерешительной обиды. Впрочем, настроен он был философски - как и у многих других представителей его класса и возраста, повседневная и потому едва ли осознаваемая рутина чередующихся удовольствий, свойственных знатности и богатству, постепенно притупила способность чему-то удивляться.
В свои двадцать с небольшим лет он оценивал людей, не занимавших сколь-нибудь значительного места в его собственной жизни, примерно так же, как щеголь разглядывает прогуливающихся по парку гостей - со сдержанным вызовом, хотя и без особого любопытства. Быстрый в своих провинциальных эмоциях, он относился к человечеству как к музею, исправно глазея на любой новый экспонат и с неразборчивым усердием изучая очередной образчик человеческой породы. К каждому новому магическому кругу индивидуальнести он относился исключительно по касательной и вообще считал себя знатоком людей.
Сидевший напротив него субъект явно заслуживал внимания. Ниже среднего роста, он обладал той особой худобой, которая как бы замещает собой недостающие сантиметры длины тела. На нем было длинное, очень потертое черное пальто и забрызганные грязью ботинки. Бесцветное лицо, хотя оттенок его не производил впечатления бледности кожа была скорее темно-желтоватой с примесью серого тона.
Нос заострялся в точку, скулы косо торчали в разные стороны; глубокие вертикальные морщины, сбегавшие с высоких щек, складывались в некое подобие врожденной широкой улыбки, хотя глубоко посаженные медового цвета глаза отнюдь не подчеркивали этого сходства. Но самой поразительной чертой головы была какая-то нелепость, неуместность всего ее облика. Почти на затылке притулилась слегка заломленная набок шляпа с узкими полями - загнать ее туда могла, пожалуй, лишь упрямая привычка, и в итоге сейчас это худое вопрошающее лицо свирепо взирало на молодого человека.
Весь облик этого типа представлял собою не столько отчужденность, сколько непохожесть: даже неестественная манера носить шляпу - и та больше походила-на ужимки и шалости дрессированного животного. Он как будто являлся частью иной, более древней плоти, на фоне которой обычный гомо сапиенс в шляпе-котелке выглядел чем-то вроде недавно перевернутой новой страницы истории. Сидел он сгорбившись, глубоко засунув руки в карманы пальто, и неудобство, которое он, несомненно, испытывал, происходило не столько от того, что стул был жестким, сколько потому, что это вообще был стул.
Молодой человек посчитал его явно некомпанейским собеседником. Проявленные им самая живая симпатия и последовательные энергичные атаки с различных сторон так и не смогли вывести того из состояния угрюмого безмолвия. Сдержанная угодливость его реплик охлаждала пыл молодого человека даже больше, нежели это могла бы сделать прямая резкость или колкость. Взгляды их встречались, лишь когда молодой человек подолгу смотрел на своего визави. При этом глаза незнакомца иноща наполнялись беспредметным весельем, он даже улыбался, хотя видимых причин тому не было.
Мысленно окидывая взором проведенный час, молодой человек видел перед собой лишь сплошную вереницу бесплодных попыток сближения и отчаянных банальностей, валявшихся повсюду наподобие ненужной амуниции, брошенной отступающей армией. Однако решимость, любопытство и необходимость хоть как-то убить время взяли верх над сиюминутной готовностью признать свое поражение.
"Если он не заговорит, - подумал молодой человек, - тогда это сделаю я. В конце концов, какое имеет значение, кoму начинать. Расскажу ему обо всем, что со мной произошло. И правда ведь невероятная история! Постараюсь преподнести ему ее как можно лучше. Посмотрим, как он отреагирует, но уж равнодушным останется едва ли".
- Насколько я могу судить по вашему виду, - резко и энергично проговорил молодой человек, - вы путешественник?
Незнакомец быстро поднял на него своя медовые глаза, в которых блеснуло едва уловимое изумление. Oн снова опустил веки и начал разглядывать бисеринки влаги, покрывавшие полы его пальто. Однако через секунду он снова посмотрел на молодого человека.
- Да, я приехал сюда, чтобы поохотиться, - сказал он сиплым голосом.
- В таком случае вы, должно быть, слышали о псарне лорда Флира - она расположена неподалеку отсюда.
- Я знаю ее.
- Так вот, - молодой человек явно оживился, не желая упускать инициативу беседы, - в его хозяйстве я жил. Лорд Флир - мой дядя.
Собеседник посмотрел на него, улыбнулся и кивнул головой с осторожной неуверенностью иностранца, который не до конца понимает, чего от него хотят.
- А не хотели бы вы, - продолжал молодой человек несколько более самоуверенным тоном, - послушать одну примечательную историю о моем дяде? Она произошла буквально два дня назад. Думаю, это не очень утомит вас.
Блеск светлых глаз незнакомца вполне мог бы заменить ответ.
- Пожалуй, - кивнул он.
Безликость его голоса могла бы послужить образчиком неискренности, слабо прикрывающей нежелание разочаровать рассказчика, хотя глаза весьма красноречиво подтверждали, что он действительно заинтересовался.
- Ну, так вот... - начал молодой человек, подвигая стул чуть ближе к огню.
- Вы, вероятно, знаете, что мой дядя, лорд Флир, в отставке, но ведет отнюдь не бездеятельную жизнь. Правда, многие считают его отшельником и вообще некомпанейским человеком. Некоторым, кто знал его лишь понаслышке, он, возможно, казался романтиком. Будучи человеком предельно простых вкусов и не обладая чрезмерным воображением, он не видел причин нарушать своих привычек, ставших со временем нормой его жизни: Живет дядя в фамильном замке, который можно скорее назвать удобным, нежели шикарным, получает скромный доход от своих владений, иногда постреливает, много ездит верхом и время от времени выбирается в гости.
Дядя никогда не был женат. А я, единственный сын его родного брата, воспитывался как предполагаемый наследник дяди. Однако во время войны произошли непредвиденные перемены...
Дело в том, что в период этой национальной катастрофы дядя, если можно так выразиться, проявил некоторое отсутствие патриотического духа, продолжая как ни в чем не бывало кататься и охотиться в своих владениях. Под сдержанным, но упорным давлением своих более патриотично настроенных соседей, он в конце концов согласился отдать на военную службу двух слуг, умело помогавших ему на охоте. Однако это не успокоило воинственно настроенное местное дворянство, приславшее к нему грозную делегацию, которая заявила, что все ждут от него более существенной помощи родине, нежели одного лишь уничтожения лесных хищников, к тому же весьма ненадежным и довольно дорогим способом.
В этой ситуации дядя повел себя достаточно сдержанно и вполне разумно. На следующий же день он написал в Лондон и попросил выслать ему подписку на "Таймc" и предоставить одного бельгийского беженца на его, дядино, содержание.
Беженец оказался особой женского пола и к тому же глухонемой. Была ли одна из этих отличительных особенностей - или даже обе? - непременным условием, выдвинутым дядей, - никто не знает. Однако особа заняла свое место в замке. Это была довольно тяжеловесная, малосимпатичная девица лет двадцати пяти с лоснящимся лицом и полными, покрытыми маленькими черными волосами руками.
Ее жизнь в замке во многом напоминала мне существование жвачного животного, с той лишь разницей, что протекала она в основном не вне, а внутри дома. Ела она много, бессонницей не страдала и каждое воскресенье принимала ванну, игнорируя это столь полезное для здоровья занятие лишь тогда, когда заставляющий ее это делать старший дворецкий бывал в отъезде.
Нелепой и, на мой взгляд, досадной стороной патриотического жеста дяди было его постепенно нарастающее влечение к этому малосимпатичному созданию. К концу войны уже не могло быть и речи о ее возвращении на родину, в Бельгию, и как-то лет пять тому назад я с вполне понятным чувством горечи узнал, что дядя официально удочерил ее и изменил завещание во многом в ее пользу.
Время, однако, сгладило мои горестные чувства. Я продолжал регулярно, раз в год, навещать поместье дяди - в последний раз я приехал сюда ровно три дня назад и собирался задержаться минимум на неделю, но судьбе было угодно внести поправку в мои планы. Я застал дядю - высокого, отлично выглядевшего бородача - в обычном для него неуязвимо здоровом настроении. Бельгийка же, как всегда, произвела на меня впечатление существа, невосприимчивого к каким-либо болезням, эмоциям и другим проявлениям людских слабостей.
За ужином в день приезда я почувствовал, что в обычно резковатой, лаконичной манере речи дяди присутствуют незнакомые мне нотки, и понял, что он чем-то встревожен. После ужина он пригласил меня к себе в библиотеку, и в том, каким образом было сделано это приглашение, я почувствовал явный намек на предательское замешательство.
- Пол, - обратился ко мне дядя, как только я притворил за собой дверь, - я очень сильно встревожен.
Я вздохнул и изобразил на лице выражение симпатизирующей заинтересованности.
- Вчера, - продолжал дядя, - ко мне пришел один мой знакомый - у него поместье по соседству со мной. Пришел и сказал, что потерял двух овец. Причем он уверял меня в том, что никак не может понять, что же именно с ними произошло. Дело в том, что овцы, по его мнению, были убиты каким-то диким животным. - Дядя ненадолго умолк и мрачность его лица показалась мне поистине зловещей.
- Волки? - предположил я самый простой и очевидный вариант.
Дядя покачал головой.
- Этот сосед не раз видел овец, которых загрызли волки. Он говорит, что те всегда были сильно изранены - обкусанные ноги, изодранные тела, а сами загнаны в какой-нибудь угол. В общем, никак не чистая работа. Эти же две овцы были убиты совершенно иначе. Я сам пошел взглянуть на них. У обеих были разорваны глотки, но никаких следов побоев или укусов на теле. И обе погибли на открытом пространстве, а отнюдь не где-нибудь под забором. И сделало это, я уверен, какое-то сильное и очень хитрое животное.
- А может, какая-то тварь из зверинца или цирка сбежала и... - снова предположил я.
- Они не заезжают в наши края, - отрезал дядя. - Здесь не устраивают ярмарок.
На некоторое время в библиотеке воцарилась тишина. Я ждал, не столько встревоженный разговором, сколько озадаченный волнениями дяди. Ждал и гадал, что же это может быть, но ни одно из моих предположений не объясняло его крайнего огорчения.
- А еще одна овца была убита сегодня утром... - с явной неохотой добавил он. - Точно таким же способом.
За неимением лучших идей я предложил прочесать окрестности - дескать, может быть...
- Уже! - бросил дядя.
- И ничего не нашли?
- Ничего... Кроме нескольких следов.
- Чьих следов?
Дядя неожиданно отвел взгляд, а под конец и вовсе отвернулся.
- Это были следы человека, - медленно проговорил он и подбросил в камин еще одно полено.
Вновь воцарилось молчание. Мне показалось, что эта беседа причиняет ему больше боли, чем облегчения. Я решил, что хуже не будет, если честно и откровенно выскажу все, что думаю по этому поводу, но затем передумал и просто спросил, чего же именно он так опасается. Ну ладно, три овцы - это, конечно, определенная утрата, но не его же, в конце-то концов, а соседа, да и не всегда этим смертям оставаться тайной. Убийцу, кем бы он ни оказался, неизбежно схватят и прикончат. Смерть еще одной-двух овец - вот самое страшное, что может случиться в будущем.
Когда я наконец умолк, дядя бросил на меня тревожный, почти виноватый взгляд и я понял, что он собирается признаться еще в чем-то...
- Сядь, - проговорил он, - я хочу кое-что рассказать.
И вот что он мне поведал.
Лет двадцать пять тому назад моему дяде пришлось нанять новую экономку. Со смесью фатализма и лености, лежащих в основе отношения холостяка к проблеме выбора слуг, он согласился с первым же предложением. Это оказалась высокая темноволосая женщина с косыми глазами; лет ей было около тридцати, и никто толком не знал, откуда она родом.
Дядя ничего не сказал о ее характере, но отметил, что "сила" в ней чувствовалась. Через несколько месяцев пребывания в замке дядя стал как-то по-особенному "замечать" ее, хотя, принимая во внимание ее внешность, скорее следовало бы ожидать обратного. Да и она оказалась явно не из тех, кто остается безразличным к подобного рода знакам внимания...
Однажды она пришла к дяде и сказала, что ждет от него ребенка. Дядя воспринял это сообщение достаточно спокойно, во всяком случае до тех пор, пока не понял, что она ожидает его женитьбы на ней.
Узнав про это, он буквально взбеленился, обозвал ее шлюхой и приказал покинуть его дом сразу же после родов.
С этого момента вместо ожидаемого с ее стороны отчаяния или задумчивости слуги в доме стали замечать, что она начала что-то напевать себе под нос по-валлийски, одновременно искоса и с любопытством поглядывая на дядю. Это почему-то напугало его. Он распорядился переселить ее подальше от его комнат, в дальнее крыло замка, и нанял новую экономку.
Когда ребенок появился на свет, дяде сказали, что женщина умирает и просит его прийти. Испуганный и страдающий, он по длинным и малознакомым коридорам прошел в ее комнату. Увидев его, женщина начала что-то бессвязно бормотать, не отрывая взгляда от дяди. Казалось, будто она зубрит какой-то урок. Затем, остановившись, она потребовала, чтобы ему показали ребенка.
Это был мальчик. Сиделка - и дядя это заметил - держала его на вытянутых руках с брезгливостью, почти с отвращением.
- Это ваш наследник, - хриплым, дрожащим голосом проговорила роженица. - Я сказала ему, как надо себя вести. Он будет мне хорошим сыном и ревностно отстоит свое право на существование. - С этими словами она разразилась потоком диких ругательств, что-то кричала о проклятии, олицетворенном ее сыном и смертельном для всякого, кого дядя сделает своим наследником через его голову.
Наконец ее голос затих, она откинулась на подушки, обессиленная и измученная.
Дядя уже собирался было выйти из комнаты, когда сиделка шепнула ему, чтобы он посмотрел на руки младенца. Разжав пухлые беспомощные кулачки, она показала ему, что на каждой руке средний палец имел на одну фалангу больше, чем на соседних пальцах.
Здесь я не удержался и перебил дядю - вся эта история действовала на меня со странной силой, причина которой, видимо, крылась в настроении рассказчика. Дядя явно страшился, ненавидел то, о чем сейчас говорил.
- Ну и что все это значило? - нетерпеливо спросил я. - Эта лишняя фаланга?
- Мне понадобилось немало времени, чтобы разобраться в этом, - ответил дядя. - Мои собственные слуги, видя, что я не понимаю, почему-то не захотели мне ничего рассказывать. Но как-то я встретился с одним доктором, и тот сообщил мне, сославшись на старуху-знахарку, что... В общем, он сказал, что люди, родившиеся с такими руками, временами превращаются в оборотней. По крайней мере, - добавил дядя после некоторой паузы, - так считает большинство людей.
- А что это такое? - не отставал я, сам не замечая того, что мое легковерие нарастает с поразительной быстротой.
- Оборотень, - сказал дядя, - это человеческое существо... - Он снова запнулся, как бы не веря тому, что сам же говорит. - Человеческое существо, которое время от времени превращается в волка со всеми присущими ему повадками и желаниями. Превращение это, или так называемое преображение, происходит ночью. Оборотень убивает людей, а при отсутствии таковых животных, и пьет их кровь. В средние века, вплоть до XVII века, отмечалось много случаев, особенно во Франции, коща мужчин и женщин официально судили за действия, которые они совершили в образе животных. Как и ведьм, их нередко оправдывали, но в отличие от последних, они редко оказывались невиновными. - Дядя сделал паузу. - Я читал старые книги, где были описаны в том лисле и такие случаи, и как-то раз попросил одного знакомого психиатра рассказать мне, можно ли верить всем этим россказням. Ребенок же...
- Да, кстати, а что случилось с ребенком?
- Жена одного из моих слуг взяла его к себе. Это была добрая женщина с севера, которая с радостью воспользовалась этой возможностью, чтобы показать, как низко она ставит все подобные предрассудки. Мальчик жил с ними около десяти лет, а потом неожиданно сбежал. Я не слышал о нем ничего вплоть до... - Дядя почти виновато посмотрел на меня, - до вчерашнего дня.
С минуту мы сидели, не проронив ни слова. Воображение предательски обошлось с моей способностью мыслить логично и трезво, а кроме того, чего греха таить, я и сам немного испугался.
- Так вы думаете, что это ваш сын-оборотень убивает овец? - спросил я, не надеясь на положительный ответ.
- Да. Из хвастовства или ради предупреждения. А может - из-за неудачной охоты ночью.
- Неудачной охоты?..
- Именно, - кивнул дядя и с тревогой посмотрел на меня. - Я же сказал, что объект его главного интереса отнюдь не овцы.
Впервые до меня дошел истинный смысл ругательств роженицы. Значит охота началась, и ее добычей являлся наследник замка Флир. Поняв это, я почувствовал заметное облегчение оттого, что меня самого давно уже лишили этого наследства.
- Вчера я сказал дочери, - дядя только так называл свою приемную бельгийку, - чтобы она ни под каким предлогом не покидала вечером пределов замка.
Должен признаться, ночь я провел не вполне спокойно.
По правде говоря, воображение у меня всегда было развито достаточно хорошо, и как я ни старался, мне не удалось полностью вытеснить из своего сознания видение этого зловещего, преобразующегося существа, бродящего в черно-серебристой ночи под моими окнами. Лежа в кровати, я поймал себя на мысли, что прислушиваюсь к затихающим, теряющимся где-то в окружающем замок лесе шагам...
Не знаю, приснилось ли мне или я действительно под утро услышал отголосок какого-то завывания, но, случайно выглянув в окно по пути на завтрак, я увидел незнакомого человека, который быстро удалялся по дороге от замка. Внешне он чем-то напоминал пастуха: у его ног вертелась одна из наших собак, и мне почему-то показалось, что вела она себя со странной неуверенностью и робостью.
За завтраком дядя сказал мне, что этой ночью была задушена еще она овца - буквально под самым носом у сторожа. Голос дяди заметно подрагивал, когда он говорил об этом, глядя на свою приемную дочь. Та же спокойно поглощала овсяную кашу.
После завтрака мы решили еще раз организовать облаву.
Не стану утомлять вас пересказом всех деталей этого мероприятия и его полного провала. Весь день тридцать человек вдоль и поперек прочесывали леса и верхом, и пешком. Както однажды неподалеку от места последнего убийства овцы собаки наткнулись на странный запах, который вели больше двух километров, но у шоссе он обрывался. Мы тогда решили, что это была, скорее всего, лиса или хорек.
Вскоре оказалось, что события этого дня не до конце еще истрепали наши нервы. К вечеру, когда мы собирались возвращаться домой, дядя по непонятной мне причине сильно встревожился. Погода стояла неважная, сумерки быстро смешивались с густыми облаками, а до Флира было еще далеко. Отдав последние инструкции насчет поисков, дядя распорядился повернуть лошадей к дому.
К замку мы подъехали по боковой дороге, которой редко пользовались. Это была сырая пустынная аллея, проходившая сквозь густой строй сосен и дубов. Из-под копыт лошадей слышался смягчаемый густым мхом перестук камней. Из их ноздрей вырывались тугие клубы пара, словно передававшие эстафету неподвижному воздуху.
Мы были, наверное, метрах в трехстах от ворот конюшни, когда лошади внезапно замерли как вкопанные. Их головы повернулись в сторону леса. В почудившемся нам неясном звуке слышались отвратительные, всхлипывающие, даже самодовольные завывания. Этот звук то усиливался, то замирал, как бы стараясь заполнить собою окружающие нас сумерки.
Дядя спрыгнул с лошади и скользнул в чащу. Я последовал за ним. Вскоре мы вышли на поляну. Единственная фигура, которую мы заметили на ней, была неподвижна...
"Дочь" дяди, скорчившись, лежала у самой дороги - массивное темное пятно на мерцавшей в лучах лунного света поверхности травы. Мы бросились вперед.
Для меня она всегда оставалась скорее нелепой, словно выдуманной личностью, нежели реальным человеком. И умерла она, как жила, поистине в животных традициях - с разорванным горлом.
Молодой человек откинулся на спинку стула, немного утомленный своим монологом и жаром, исходившим от камина. Он вновь почувствовал неудобство окружающей обстановки, о которой, увлеченный собственным рассказом, на время забыл. Наконец он вздохнул и как-то виновато улыбнулся незнакомцу.
- Дикая, невероятная история. Впрочем, я даже не рассчитываю, что вы всему в ней поверите. Возможно, для меня самого реальность случившегося несколько ускользает из-за нелепого и совершенно неожиданного поворота последовавших за ним событий. Как ни странно, но со смертью бельгийки я теперь стал наследником владельца замка Флир.
Незнакомец ответил ему долгой, задумчивой улыбкой.
Его медового цвета глаза сияли, тело под длинным пальто резко напряглось словно в мучительном, сладостном, ожидании. Он молча поднялся со стула.
Молодой человек почувствовал, как острый, холодный страх вонзается во все части его тела. Что-то непонятное, скрывавшееся за этими мерцающими глазами, пугало его своей ужасающей неизбежностью, подобно мечу, готовому в любой момент пронзить его сердце. Его прошиб пот, он был не в состоянии даже пошевелиться.
Теперь улыбка незнакомца показалась ему хищным, изголодавшимся оскалом, глаза кровожадно блестели. Слюна липкой каплей свисала с уголка рта.
Очень медленно он извлек из кармана пальто одну руку и приподнял шляпу. Пальцы крепко сжимали ее поля, и молодой человек увидел, что на среднем было на одну фалангу больше, чем на остальных.
Питер Флеминг (пер. Н.Куликовой)
@темы: цепляет, "Дом Ужасов", интересное чтиво
-
-
29.06.2009 в 11:03-
-
29.06.2009 в 12:36Чикаааааарный ))
-
-
29.06.2009 в 12:47