[Amaryllis]

10.02.2012 в 18:03

Пишет  fandom fighting:

Бонусный фанфик от Inception Team
Название: Feeling Good
Автор(ы): Inception Team
Фандом: Inception
Персонажи: Имс/Артур
Жанр: romance
Тип: слэш
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: Персонажи «Начала» нам только снятся, слава Оскара Уайльда — тоже.
Саммари: AU. Артур — обычный (или не совсем обычный) школьник, Имс — простой (или не совсем простой) актер.
Конкурсная ситуация: преодоление своих комплексов/ жертва комплексов
Авторские примечания: нецензурная лексика; обоснуй сделал автору ручкой и медленно удалился в закат



Артур втянул воздух сквозь зубы, почувствовал, как он горячей ртутью оседает в легких, зажмурил глаза — из страха, втянул голову в плечи. Послышался смех — громкий такой гогот четырех здоровых парней. Кто-то из них держал его за воротник форменного пиджака, не больно, но жутко унизительно.

— Да трус он, — презрительно сказал кто-то у левого плеча. — Вшивый евреишка.

Артур только сглотнул. Черт с ними, пусть говорят. Они уже тысячу раз говорили — и про уши эти его дурацкие, и про евреишку, и про… педика, чего уж там. Артур, конечно же, педиком не был, но они, эти придурки, — можно подумать, сами чистокровные американцы, потомки колонизаторов, выходцы из старых английских семей, — все равно насмехались.

Сейчас Артуру хотелось только одного: чтобы я его отпустили. Эти четверо и правда немного отступили, заржали презрительно и гадко.

— Смотрите-ка, дрожит, — снова выплюнул кто-то — теперь уже, видимо, тот, который стоял справа; Артур сжал челюсти, с отчаянием чувствуя, что тело действительно бьет предательская крупная дрожь. Один из них замахнулся — Артур хоть и не видел, но знал, по напряжению воздуха мог почувствовать этот замах.

Ударили его в лицо — наотмашь, но не сильно. В первые две секунды боли не было, Артур машинально отметил, что синяк останется большой и лиловый, к тому же, еще и нос покосили, кажется; он вжался спиной в металлическую сетку, натянутую вокруг баскетбольной площадки, тут же чувствуя тяжелый железный запах крови и наконец-то открывая глаза. Лица четверых — да как их зовут-то, а? — светились ликованием, не злобным даже, а обычным триумфом. Они-то наверняка думали, что отпиздили мелкого еврея во имя мирового блага.

Артур шмыгнул носом, ухватился дрожащими пальцами за металлические прутья решетки.

— Пойдем, — сказал один, добродушный на вид рослый светловолосый парень, любимец девчонок и учителей. Артур не знал его имени, но завидовал, презирая сам себя, — по-плохому так завидовал. Может, поэтому и били.

Главное, уговаривал себя Артур, не разреветься позорно, оставшись одному. В конце концов, не впервой.

Он утер кровь с лица и только потом понял, что рукав белой рубашки испорчен безбожно. К тому же, рожа цветная и глаза на мокром месте — ну и как тут домой идти? Мать увидит, засуетится, заплачет, позвонит отцу… Нет, нафиг.

Артур, прищурившись, смотрел в удаляющиеся спины. Кажется, он знал, куда пойдет.

***

Артур и не представлял даже, как нашел этот старый театр в обветшалом, полуразвалившемся здании — скорее всего, просто набрел на него после очередного такого же неудачного дня. На грязной вывеске было намалевано синей краской «Глобус» — то ли в насмешку, то ли в честь, непонятно, но выглядело это скорее смешно, чем эффектно.

Артур толкнул тяжелю железную дверь, осторожно вошел в темный короткий коридор. Из небольшого зала слышались голоса.

— Я хочу, чтобы мне сейчас же принесли на серебряном блюде… *

Фраза, сказанная высоким, уверенным голосом, оборвалась, оставив после себя звенящую тишину; где-то на задворках сознания появилось узнавание. Артур вышел к сцене, прислонился спиной к стене, стараясь казаться незаметным. В первом ряду сидел один единственный человек — какой-то седеющий пожилой мужик, скорее всего, режиссер, или кто там у них в театрах главный. Но потом взгляд Артура скользнул вышел, бегло пробежался по Ироду и Иродиаде — он все-таки вспомнил пьесу — и остановился на Саломее: она стояла, коленопреклоненная и замотанная в покрывало, но тем не менее прямая и натянутая, словно струна. Артур задержал дыхание, узнавая этот профиль, эту линию подбородка и плеч, пропустил мимо ушей реплику Ирода.

— …Голову Иоканаана, — закончила Саломея, поднимаясь с колен. Артур нервно вцепился пальцами в верхнюю пуговицу пиджака и вздрогнул, когда мужик каркнул:

— Я тебе не верю, Имс!

Иродиада осеклась на полуслове, замолкла. Саломея повернулась лицом к режиссеру, и Артур понял, что не ошибся — это действительно был Имс, странный парень, с которым он познакомился пару недель назад в этом самом театре. Тогда тот сказал ему, что работает кем-то вроде уборщика, а сейчас… надо же.

Артур наконец отлепился от стены и побрел вглубь зала, держась за спинки кресел. Сразу же понял, что Имс выловил цепким взглядом его фигуру среди царящего полумрака и узнал.

— Эй! — крикнул он — уже своим обычным мужским голосом, и уголки его губ заразительно поползли вверх.

Артур, смутившись, не знал, что ответить: поздороваться, улыбнуться или сказать что-нибудь… Имс ловко спрыгнул с подмостка, придерживая сползающее покрывало; удивительно, как легко он мог преображаться: буквально минуту назад Артур и подумать не смог бы, что Саломея — на самом деле не женщина, а сейчас Имс был Имсом, высоким и крепким. Тот снял с головы парик, стянул сетку, провел ладонью по растрепавшимся волосам, улыбнулся — приветливо и… радостно?

— Ты прямо посреди генеральной, — усмехнулся он. — Какими судьбами?

Артур неловко пожал плечами. Остальные актеры и режиссер смотрели на него со сдержанным любопытством. Имс небрежно пояснил им:

— Друг решил заглянуть на репетицию.

Артур вскинул на него изумленные глаза, всмотрелся в лицо внимательно. Имс не насмешничал, он действительно назвал его… другом. А ведь виделись они всего-то два раза, да и знакомство у них было странное.

Иногда Артуру казалось, что Имс его просто-напросто нашел. Схватил за рукав посреди улицы, говорил что-то, почти силком затащил в маленькую комнатку с тусклым освещением, оказавшуюся смесью подсобки с гримерной. Наверное, тогда Артур и правда выглядел как живой труп, потому что Имс все время заглядывал ему в лицо, смотрел в покрасневшие, опухшие от злых слез глаза и осторожно перебинтовывал сдуру разбитую о стену в кровь руку.

Артуру до сих пор было стыдно перед Имсом, но еще больше — перед самим собой, потому что в конце концов он все-таки разревелся: от боли, от обиды, от того, что совершенно незнакомый парень сидит и помогает ему, просто так, ни о чем не спрашивая даже.

Артур знал: он был ужасным нытиком в свои шестнадцать.

Во второй раз он пришел к Имсу без видимого повода, просто для того, чтобы убедиться: тот ему не привиделся и не приснился, он действительно существует, и театр этот, и подсобка — тоже. Тогда Имс ползал по полу коридора с тряпкой, и Артур как-то непроизвольно прошелся взглядом по его татуировкам, по сильным плечами, по широкой спине и лопаткам, тут же прикусил щеку изнутри, вспомнив, кем и как его называли в школе, ужаснулся про себя мимолетно — неужели и правда?..

Так и предстал перед Имсом, когда тот обернулся: испуганный, смущенный, пылающий до кончиков ушей. А он улыбнулся ему дружелюбно и совсем не удивленно, отжал тряпку, бросил ее в ведро с глухим всплеском, сказал: «Привет».

Тогда у Артура от этого простого и короткого слова потеплело в груди, и в голове мелькнула глупая мысль: кажется, он нашел место, в которое можно возвращаться.

А сейчас Имс пожал ему руку как равному — будто не был выше его, шире в плечах, сильнее и старше на черт знает сколько лет. Артур ответил на рукопожатие и наконец-то смог улыбнуться по-настоящему, открыто и радостно, по-прежнему, правда, полыхая ушами.

— Рад видеть, — искренне произнес Имс. Глаза у него, оказывается, были светлые, серо-зеленые. — Тебе понравилось?

Артур замялся.

— Э-э-э… Да. Наверное, — он глянул в пол, отметил отстраненно, что Имс босиком. — Ты играл женщину?

Тот засмеялся — громко и заразительно, запрокинув голову.

— Как видишь, — ответил, успокоившись, с прежней усмешкой на губах.

Артур закусил губу, почувствовав на себе заинтересованные взгляды.

— Просто… Я не думал, что ты… актер, — промямлил он, почему-то вспоминая полуголого Имса, моющего полы.

— Я тоже не думал, — честно ответил ему тот. — Пойдем.

Артур думал, что Имс поведет его в ту самую каморку, но нет — они спустились вдоль рядов, и тот усадил его в впереди, рядом с режиссером. А потом нахлобучил себе парик на голову, забрался на сцену и снова стал Саломеей.

Артур сидел как в тумане, смотрел на Имса и видел совсем не Имса, видел женщину, такую красивую, что дух захватывало. Он, если честно, даже и забыл, что пришел сюда за чем-то вроде поддержки; впрочем, ее он и получил. Наверное, Имс интуитивно знал, когда стоит успокаивать и утирать слезы и сопли, а когда… стоит сделать что-то другое.

Он и делал.

Домой Артур вернулся поздно: пьесу два раза прогоняли с самого сначала, и он все сидел в первом ряду и смотрел, не в силах оторвать взгляда от сцены — от Имса. Мать только молча взглянула на него, даже не отругав за три пропущенных вызова и убитые нервы.

Стоило лишь закрыть глаза, как под веками тут же возникали, кружили и смешивались картинки-воспоминания прошедшего дня. Артур отчетливо видел перед собой лица тех отморозков из школы, занесенную для удара руку; эхом отдавались «ушастый жид» и «педик», а потом — голос Имса, сначала высокий, женский, а потом его собственный, низкий и глубокий. Он ворочался в постели, и ему мерещилось имсово лицо, мерещилась Саломея, ее изгиб плеча и талии, пухлые губы и надменные глаза. После Артур вспоминал, что Саломея — это Имс, или Имс — Саломея, неважно; образы мешались, переплавлялись один в другой, и ему, кажется, снилось, что он целует чьи-то мягкие губы, но вот чьи — вспомнить так и не удалось.

***

Артур почувствовал, как в затылок ему попала смятая бумажка, и с задних парт тут же послышалось приглушенное хихиканье, но, пожалуй, впервые в жизни ему было на это по-настоящему наплевать: в груди не разливалась горячая смесь из стыда, возмущения и злости, и уши не начинали алеть маками. Физик все так же что-то монотонно бубнил у доски, и Артур машинально за ним конспектировал: смысл лекции проходил как будто сквозь него, не задерживаясь в голове.

Мысли постоянно возвращались к «Глобусу»: к его тесным, пропахшим старой гуашью каморкам-гримерным, к маленькому полутемному залу, к деревянной сцене. Артур вспомнил улыбчивое лицо Ариадны, часто болтавшую с ним в последние две недели, — она играла Иродиаду, но почему-то не смог удержать ее образ, он тут же сменился другим.

Наверное, думал Артур, Имс уже готовится. Интересно, что он сейчас делает? Отрабатывает реплики? Или спешно моет полы на сцене вместе с остальными? Сегодня — премьера, и Имс достал ему билет в первом ряду, хотя Артур и так не поскупился бы, купил. Сердце билось часто и гулко — предвкушающе, радостно; дышалось легко.

— Смотри-ка, жиденыш выглядит так, будто девственность потерял.

— Думаешь, ему кто-то дал?

— Думаю, его кто-то выебал.

Артур зябко поежился, повел плечами, подавляя в себе желание обернуться. Легче притвориться, что это не о нем, что это мимо. В конце концов, мало он, что ли, слышал подобного?.. Да каждый божий день.

Вот только последние слова все равно отдавались в голове болезненной пульсацией. Вспомнились пухлые, выразительные губы Имса. Артур видел такие у девок из порнухи — они широко раскрывали рты, громко, напоказ стонали и глубоко брали в рот, исходя слюной. Он ни за что бы никому в этом не признался, но выглядело это… скорее противно, чем возбуждающе. Ну, на взгляд Артура. Хотя сиськи у девок, конечно, были классные.

Артур сдвинул ноги, кляня чертовы узкие брюки. Наверное, стоило представить Ариадну, ее аккуратный рот и точеную шею. Мысли ветвились, сплетались в голове, и образ под веками возник сам собой, совсем не тот образ, который Артур хотел бы видеть, — Имс, глубоко заглатывающий чей-то член, Имс, втягивающий щеки и скользящий губами вверх-вниз, Имс…

Артур тряхнул головой — ошалело и испуганно.

Во всем виноваты все эти глупые насмешки. Имс для него, конечно же, был всего лишь человеком, который смог — захотел — стать ему другом. И… ничего другого.

Когда прозвенел звонок, Артур облегченно выдохнул, поспешно вскидывая сумку на плечо и мечтая поскорее скрыться от наглых, насмешливых взглядов, лижущих спину.

Оказывается, Имсу выделили отдельную гримерную. «Как главной приме», — заржал он, приветствуя Артура хлопком по плечу, у которого от этого простого жеста мурашки побежали по коже.

В гримерной Имса — тесной комнатке с кафельными стенами, когда-то, вероятно, бывшей туалетом, — было душно, накурено и пахло дешевой пудрой. Артур закашлялся.

— Извини, — сочувственно улыбнулся ему Имс, — мне же надо соответствовать образу, правда?

Артур плюхнулся на низкую скамейку, стоявшею у двери, и натянуто засмеялся в ответ, потому что Имс стащил с себя футболку через голову и принялся снимать джинсы, случайно задев при этом резинку боксеров. Дурацкие мысли, преследовавшие его в начале дня, вернулись снова. Кожа на ягодицах у Имса была бледная, непокрытая татуировками, и поэтому казалась устрашающе уязвимой. Артуру просто до нервного покалывания в кончиках пальцев хотелось протянуть руку и поправить эти чертовы трусы, но он вовремя опомнился.

Имс рассматривал его с любопытством.

— Что с тобой? — спросил он наконец после недолгого молчания. Артур дернулся от неожиданности, взглянул ему в лицо. — Тебя… не задевают больше?

Имс прихватил волосы сеткой, не отрывая при этом внимательных глаз от Артура, одел парик. Тот неопределенно пожал плечами. Конечно, глупо было бы делать вид, что все в порядке, но рассказывать Имсу… Нет, хватит того, что Артур ревел, как девчонка, в самую первую их встречу; он не хочет показаться еще более жалким, чем есть на самом деле.

— Значит, задевают, — сухо констатировал Имс. — Что они говорят тебе?

Артур отвернулся, непроизвольно сжав челюсть, уставился в стену: кафельную плитку исчерчивали зеленоватые треугольники и круги, кое-где змеились мелкие трещины. Голос у Имса был такой, словно он лягушку собрался препарировать. Зачем он?..

— Артур, — снова позвал Имс; тот с удивлением почувствовал теплые пальцы в своих волосах, сглотнул. Шершавые подушечки, пахнущие табаком и гуашью, коснулись оттопыренного уха, погладили. — Они издеваются? Называют… жидом? Лопоухим?

Артур зажмурился; сердце, словно остановившееся всего лишь на мгновение, тут же забилось часто и гулко, в голове пульсировало, мысли метались и путались. Единственная более-менее связная фраза горела под веками неоновой вывеской: неужели Имс тоже будет?..

— Зачем ты говоришь мне это? — наконец сумел выговорить он — хрипло и надсадно, царапая себе горло вмиг затвердевшей, кристаллизовавшейся обидой и страхом.

Имс молчал, только смотрел в лицо Артур своими светлыми глазами, не отрываясь, чуть приоткрыв рот — так, что была видна белая полоска зубов. Артур и хотел бы перестать, но не мог не пялиться на имсовы губы.

— Когда ты на меня смотришь, у тебя глаза горят, — шепнул тот совсем тихо, и Артур невольно подался к нему, наклонился ближе. Ворот форменной рубашки больно впивался в шею, душил; пиджак сковывал плечи, а в брюках неожиданно стало тесно и горячо-горячо — вероятно, вот от этой крышесносящей близости. — Тебе говорят, что ты педик, верно?

Артур вздохнул-всхипнул, втянул в себя воздух; в глазах все затуманилось от злых горячих слез и поплыло. Он почувствовал, как сильные руки обхватили его за плечи, прижали к себе, заставили уткнуться носом во вкусно пахнущий потом и одеколоном изгиб шеи; шептали: «Ну же, ну, клин клином…», и Артура трясло и лихорадило — он никак не мог понять, от чего именно: то ли унижения, то ли от Имса, от его запаха, от его тела, тепла, и…

Артур не умел целоваться. Никогда в жизни этого не делал, хотя думал об этом, представлял, как встретит девчонку; а Имс был совсем не девчонкой, он кусал его губы и тут же зализывал места укусов, посасывал, проводил горячим языком по артурову небу и деснам, дышал шумно и влажно. Кружилась голова.

— Что ты… — хотел было пискнуть Артур — то ли испуганно, то ли возмущенно, но Имс не дал: стянул пиджак с плеч, принялся сноровисто и быстро расстегивать пуговицы на рубашке, приник губами к шее, прямо к бьющейся жилке.

Руки Имса нагло прошлись по груди, по бокам, опустились на бедра; из гортани Артура вырвался приглушенный стон. Имсовы пальцы ловко расправились с ремнем и ширинкой, потянули брюки вместе с трусами вниз. Артур тут же зажмурился от жгучего стыда, накатившего удушающей волной, потому что член с глухим шлепком ударился о живот, оставив влажное пятно.

Имс выдохнул почти восхищенно — уголки его губ поползли вверх, — лизнул в ключицу, легко поцеловал в подбородок, отстранился и посмотрел с тревогой и… нежностью? Артур только сейчас заметил, что на голове у него парик Саломеи, и до спектакля осталось меньше часа.

— Мы… ты…

— Успеем, — успокоил его Имс, наконец улыбнувшись по-настоящему, и наклонился, чтобы взять в рот.

У Артура мгновенно все мысли вылетели из головы, остались только ощущения: губы Имса, язык Имса, мягкая и теплая влажность его рта, пальцы, поглаживающие внутреннюю сторону бедра, частое дыхание… Тот мягко посасывал головку, обводил ее языком, щекоча уздечку; имсовы пальцы легко касались внутренней стороны бедра, дразнили и гладили, и колени у Артура разъезжались сами собой. Он запрокинул голову, простонав что-то невнятное, с удовольствием ощущая чудесную вибрацию вокруг члена.

Артур вздрогнул, когда палец коснулся его ануса, обвел, но тут же успокоился: Имс провел языком по всей длине члена, опустился чуть ниже, втянул в рот артуровы яйца. Тот раскрылся непроизвольно, шире раздвинул ноги, и палец скользнул на одну фалангу внутрь, а Имс снова принялся сосать, двигая покрасневшими, припухшими губами вверх-вниз по члену, и Артур вцепился побелевшими пальцами в край скамьи, резко вскинул бедра и, даже сам того не ожидая, с низким гортанным стоном кончил Имсу в рот.

Было… стыдно. Артур судорожно глотал воздух, пытаясь отдышаться и одновременно выдавить из себя что-то вроде извинений, но Имс пресек все его попытки, накрыв искусанные губы ладонью, сглотнул сперму и с ужасно пошлым звуком выпустил обмякший член изо рта. Чуть отстранился, улыбнулся совершенно… довольно и счастливо? Артур не сумел сдержать нервного смешка.

— Ты совершенно потрясающий еврей-пидорас, — нагло сообщил ему Имс, подтянулся на руках и мягко поцеловал — так, что Артур почувствовал собственный вкус. — Самый потрясающий.

Глаза у Имса светились, и Артур наконец-то смог рассмеяться — громко и искренне, запрокинув голову. Обвил его руками, спрятал лицо на сильной, оббитой татуировками груди и прошептал: «Я знаю». Ему было хорошо.

fin

*Реплика из пьесы Оскара Уайльда «Саломея», последующие цитаты — оттуда же.